Но вернувшись к пластиту, сложно переоценить эффективность использования пластита – мы используем его для подрыва автомобилей муртадов, для поясов шахидов, для направленных взрывов, для мин и многого другого. Для того, чтобы уничтожить легковой автомобиль, достаточно лишь зацепить под его днищем шашку пластита весом не более 200 грамм; на пояс идет от 2 до 3 килограммов, а для мины достаточно положить 40-50 граммов пластита в металлический корпус, чтобы кафир потерял свою ногу. Помню, как в прошлом году мы с амиром Хамзатом поставили мину на сопке Такбир Иса мину, состоявшую из корпуса от ВОГ-17, начиненного пластитом, которого было всего лишь около 50 грамм. Но ставить мины – это искусство, при котором надо уметь творчески мыслить; как пойдут кафиры, где они должны обязательно пройти, где они могут остановиться на привал, как отвести мину в сторону, чтобы ее не нашли при помощи металлоискателя, если он у них будет, и прочее. Но тогда мы с Хамзатом из Катыр-юрта (никого не восхваляют перед Аллахом, но считаю его самым достойным и лучшим амиром среди амиров джамаатов) сделали небольшой расчет. Мы замерили, что если кафиры захотят сделать засаду против муджахидов, то займут вершину сопки; но территория там довольно большая, и как сделать так, чтобы пугливые кафиры все же попались в ловушку? Ведь враги Аллаха, когда сидят в засаде, даже в туалет ходят почти там, где ложатся спать – настолько боятся мин муджахидов. Но выманить их надо было, и Хамзат, у которого был огромный опыт в установке мин, сразу выделил небольшую приманку. На вершине сопки стоял столбик отметки высот, торчащий из земли на 40-50 сантиметров, на котором когда-то была табличка, но давно уже исчезла в пучине времен. Тогда мы рассчитали то, что любопытство рано или поздно должно взять верх над страхом у кафиров, и кто-то обязательно подойдет, чтобы посмотреть на то, что же это за столбик?
Сделав дуа, Хамзат установил мину, поставив шприц, батарейку и саму мину. После этого прошла осень и зима, но кафиры так и не приходили на вершину сопки. И лишь весною, когда кафирам захотелось провести против нас широкомасштабную операцию, они вновь пришли на высоту Такбир Иса. И утром, когда мы вышли из блиндажа, по ущельям прошел сильнейший взрыв, берущий свое начало от вершины заминированной нами сопки.
Вообще сложно описать те чувства, которые испытываешь, когда стреляешь в кафиров, или когда слышишь взрыв мины, на которую наступило поросячье копыто кафира. Это чувство сильнее наркотического опьянения, это радость оттого, что враги Аллаха вкусили наказание, что им больно и страшно.
Потом, когда мы пошли проверить вершину Такбира, чтобы посмотреть на результат взрыва, нас поразил итог подрыва. Возле того столбика отметки высот красовалась яма, с разбросанными во все стороны комьями глины; рядом лежали красные от крови бинты, ботинок, клочья разорванной одежды и прочее, что без всяких слов показывало размер трагедии кафиров, произошедшей здесь. Брызги крови, разорванная нога, – как все это не могло обрадовать мусульман? Шаг за шагом, исследуя местность, произошедшее здесь становилось ясно – вот кафир сидел в окопе, ему стало любопытно, что это столбик, и он подошел к нему. Но его нога наступила на шприц, который был спрятан под слоем земли, от давления два контакта проводов соединились, и батарейка на 9 вольт пустила ток по соединившимся проводам. Заряд электричества пошел на спираль детонатора, которая мгновенно вспыхнув от температуры, воспламенила гремучую ртуть в начинке детонатора, и взрыв моментально перешел на пластит. Газы, образовавшиеся под землей в результате взрыва, стали искать путь выхода, и вскоре вышли на поверхность вместе с осколками металлического корпуса от ВОГ-17. Взрывной волной кафиру оторвало не только ступню ноги, но и повредила ему все органы до пояса; он упал, и, обливаясь кровью, стал звать своих товарищей на помощь. Конечно же, те далеко не сразу откликнулись на его призыв, так как страх сковал их – но спустя какое-то время они стали оказывать ему помощь.
Мы проследили за их следами – от вершины Такбира они стали уходить вниз, к реке Фартанга, и весь путь их отхода был усыпан бинтами и использованными шприц-тюбиками из-под болеутоляющего.
Вообще-то вершина Такбира стала своего рода «проклятием» почти для десятка кафиров, которые в разное время здесь потеряли ноги. Летом, перед тем, как мы с Хамзатом установили мину, на той же вершине Такбира взорвались еще две мины; и судя по следам, ни одна из них не ушла впустую, и как немой свидетельство тому, на сопке остались два разорванных в клочья ботинка. Правда, тот враг Аллаха, который сдетонировал своей тушей первую мину в начале лета, получил больше остальных. Он не просто наступил на нее – он встал на гранату РГД всей своей ступней, и взрывом 110 граммов тротила ему оторвало не только ступню, но и часть голени. Кусочки мяса и костей разлетелись в радиусе пяти метров, а сам раненый так громко матерился на весь лес, что его слышали муджахиды, которые тут же сделали засаду на эту группу. Потом, когда мы пошли смотреть на то, что осталось после взрыва, меня удивило то, что от ботинка почти ничего не осталось, хотя обычно находим хотя бы голенище. И как всегда, брошенные части от одежды, использованные шприц-тюбики и прочий мусор, который кафиры так обильно оставляют везде, где взрываются.
В ходе той весенней операции врагов Аллаха они три раза взрывались на наших минах, и скрипя зубами в бессильной злобе, были вынуждены отступить. Три дня подряд мы отдыхали на свежем весеннем воздухе и наслаждались взрывами мин, грохотавшими вдалеке. После сопки Такбира кафиры взорвались на старой базе под Даттыхом – там на воздух взлетел их оператор, который к радости муджахидов, потерял обе ноги на обычной мине ПМН-2 (здесь, правда пластит был ни при чем, так как эта мина начинена тротилом). Осколки камеры и по сей день лежат на склоне хребта, где очередной враг Аллаха стал инвалидом на всю оставшуюся жизнь. Что ждет его дома? Кому он нужен? Станет ли его любимое государство, ради которого он потерял обе ноги, заботиться о нем? Честно сказать, я даже не хочу искать ответа на эти вопросы – пусть их ищут сами враги Аллаха, которые пришли сюда воевать против Ислама.
Третий взрыв прогремел опять под Даттыхом, где возле села сработала мина, состоявшая из пластита с гвоздями и шурупами (на видео в интернете есть этот момент). Там кому-то пробило мозги шурупами, судя по остаткам мозгов в продырявленной шапке; а кому-то оторвало ногу – и сложно сказать, кому из этих двоих повезло больше.
Так что смесь гексогена с пластификатором, иначе говоря, пластит, которым кафиры усеивали горы, пытаясь разбомбить муджахидов, принесла нам немало пользы. Из этого же пластита мы сделали пояс Харуну, когда он принял решение оставить эту проклятую дунья, чтобы встретиться с Аллахом. И хотя многие считают, что это было неправильно – отпускать его на такую операцию, я никогда не соглашусь с ними.
Вообще, в жизни каждого муджахида бывают те события, те бои или операции, которые накладывают на них отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Я помню нашего брата Харуна, который тут же прекращал шутить и погружался в раздумья, когда вспоминал один из своих боев…
Тогда, в 2006 году Харун и еще трое муджахидов сделали небольшую базу возле селения Даттых, где намеревались провести какое-то время. Но все планы нарушило предательство, и вскоре муртады, узнав о том, что возле села находится небольшая группа муджахидов, бросились туда со всех ног. В небольшое горное село на реке Фартанга заехало несколько десятков машин и техники под покровом темноты, сбавив обороты двигателей, чтобы их не было слышно. А рано утром, на рассвете передовые группы муртадов, дрожа от страха, гонимые руководством, все же начали углубляться в горный лесной массив на западной стороне хребта Кори-лам. Конечно, Делимханов так не решился загнать свою упитанную тушу в лес под пули, но остался возле села, радостно потирая руки оттого, что добыча вот-вот должна была попасться.
Этой операцией руководил сам Делимханов, личный шайтан Кафырова, и ему очень хотелось отличиться перед своим господином. Раб Кремля вообразил, что среди этого джамаата находится сам Докку Умаров, и поэтому пинками и подзатыльниками он загонял в лес свое стадо трясущихся муртадов.
Умирать из них никто не хотел, и поэтому стадо продвигалось вглубь леса очень медленно, даже несмотря на то, что у них была информация о том, где именно находится эта временная летняя база воинов Аллаха. Это дало возможность муджахидам уже проснуться и собрать вещи, как этого требует распорядок жизни на джихаде.
После этого муртады подошли почти вплотную к базе, и Харун был первый, кто успел заметить приближающихся врагов Аллаха. Он снял автомат с предохранителя, направил прицел на одного из них, и как только тот поднял голову, открыл огонь. В ответ на это муртады дали шквал огня; на Харуна сверху посыпался дождь из разорванных пулями листьев. Двое тут же получили ранения – один из них был молодой муджахид по имени Убейда. Этот брат был очень близок Харуну, так как они привыкли ходить вместе и принимать бой, стоя плечом к плечу.
Разрывные пули калибра 7,62 раздробили ему позвоночник в районе поясницы – и ноги тут же отказали. Под шквальным огнем Харун смог взвалить его себе на плечи и стал вытаскивать Убейду из-под свинцового ливня муртадов. Тот прекрасно понимал, что это ранение не просто тяжелое, а смертельное – и когда они отошли на небольшое расстояние, где пули не достигали их, Харун положил его на землю, и сел рядом.
Позже Харун, который мог перетаскивать по два мешка с мукой весом по 50 килограммов, рассказал мне, что он едва поднимал молодого и худого муджахида. Его ноги безвольно болтались, а кровь хлестала струей из раны в спине.
В этот момент один из братьев пустил в муртадов снаряд гранатомета, и боевой дух у них упал моментально – стрельба тут же прекратилась, каждый из них старался найти себе подходящее место, куда можно было заползти.
Харун с горечью рассказывал мне, что тогда он не мог тащить раненного Убейду, да и тот прекрасно понимал это – из четверых двое ранены, и он причем смертельно. Нужно было торопиться, чтобы вырваться из окружения, так как более многочисленные группы пытались в этот момент перекрыть хребет, через который лежал путь отхода.
Убейда обратился к Харуну и попросил его оставить его здесь, так как он понимал, что отход вместе с ним невозможен для такой малочисленной группы. И Харун, скрепя сердцем, оставил его на болотистой возвышенности возле селения Даттых, в предгорьях Кори-лам. Он дал ему гранату, и Убейда, зажав в каждой руке по гранате, остался лежать там, дожидаясь того момента, когда враги Аллаха подойдут поближе; наверняка он старался добиться того, чтобы они оказались в радиусе разлета осколков при взрыве гранат Ф-1.
Не успели они подняться на вершину хребта, как позади них прогремел взрыв – и еще один муджахид отправился на встречу с Аллахом.… С теми делами и намерением, которое у него было при жизни….
Муртады не успели перекрыть хребет; они опоздали только на несколько минут, и то по причине того, что один из местных жителей, кого они схватили и назначили проводником, отказался вести их дальше. За свой отказ помочь убивать мусульман позже он был жестоко избит муртадами и приговорен к тюремному заключению за то, что не стал помогать воинству неверию.
Позже, по прошествии трех лет, мы, проходя через это место, нашли там старую обойму от пистолета ТТ. Харун взял ее в руки, подержал заржавленный металл и сказал мне, что эта обойма от того самого пистолета, который принадлежал Убейде. Этот пистолет остался с ним в то самое утро, когда он не смог выйти из окружения – и он не мог им воспользоваться по причине того, что в обеих его руках находилось по гранате. Этот ТТ достался муртадам, они сняли его с Убейды только после того, как душа покинула тело, но эта обойма с восемью патронами осталась лежать на опавших листьях.
Прошли годы, шли дожди, на ней лежал снег и светило солнце, которое пробивалось сквозь кроны деревьев, и металл медленно, но верно ржавел. Я взял эту обойму у Харуна, который так много воспоминаний связал с этой вещью, и оставил ее себе. Хотя у меня не было большой потребности в том, чтобы носить еще одну обойму к ТТ, так как хватало своих четырех, но я взял ее как память о том брате, который стал шахидом в этом месте.
Ее пришлось долго очищать от слоя ржавчины, но в конце мне удалось снять крышку, и, вытащив пружину, прочистить ее целиком. Даже патроны, которые три года пролежали на открытом воздухе при высокой влажности, неплохо сохранились – порох был сухим, а залакированный капсюль не пропустил влагу внутрь. Патроны оказались не советскими, а китайскими, с повышенной скоростью пули (470 метров в секунду против 420 у советских патронов). И до сих пор, когда при мне находится ТТ, среди всех обойм лишь эта одна занимает почетное место.
Вообще-то от Харуна я слышал очень многое, что тогда так и не успел написать в статье про него в «героях Истины и лжи» – и вот сейчас приходится восполнять пропущенное.
Все время хотел привести пример того, какие дурные плоды дает дружба с кафирами, и это едва не проявилось у нашего брата Харуна, когда был первый его бой.
В тот день Харун пытался подняться на высоту 908, расположенную неподалеку от сопки Такбир Иса. Эта сопка, про что я забыл упомянуть в начале, получила свое название в честь одного из муджахидов, сильнейшего амира Такбира Исы, который попав в засаду кафиров на вершине горы, стал шахидом.
В этом походе Харуна было большое знамение от Аллаха, так как он с Убейдой, который стал шахидом возле Даттыха, поднимался на гору, а с противоположной стороны склона на эту же вершину поднимался отряд кафирской разведки…
Но Аллах даровал возможность Харуну подняться туда раньше чем первый кафир ступил на ее вершину – но их разделяли лишь несколько секунд. Харун рассказывал мне так: «Когда я поднялся на вершину сопки 908, я поднял взгляд, и увидел, как буквально в трех метрах от меня снизу появился кафир. Это был здоровый, светлый русский детина, огромный в плечах и телосложении. Я смотрю на него и не могу понять, что он враг, так как всю жизнь прожил в России среди русских и привык к тому, что они были моими друзьями. И лишь спустя пару секунд я понял, что это враг, и что я не в России, а на джихаде, и в этого кафира надо стрелять».
Тогда Харун мгновенно снял автомат с предохранителя, и с нескольких метров выпустил очередь в грудь тому кафиру. Конечно, кафир также был в замешательстве, но по причине того, что на него нагнал страху вид Харуна – огромный, широкоплечий муджахид, заросший бородой от глаз до шеи с автоматом в руках. Остальные кафиры, шедшие следом за своим товарищем, в панике открыли ураганный огонь по вершине высоты 908 – но ни одна пуля не попала в наших братьев, ибо смерть приходит тогда, когда предписал Аллах, а не тогда, когда этого хотят кафиры.
У Исы также был такой случай, который навсегда остался в его памяти, но он не любил о нем рассказывать всем подряд…
Когда он смог сбежать из грозненской тюрьмы, он тут же направился в лес, и под Бамутом его встретила группа муджахидов; все его хорошо знали и много слышали про него. Но внезапно вся радость оттого, что он встретил муджахидов, сменилась другим чувством. Но каким?
Его тут же разоружили, и, приставив автомат к голове, стали пытаться выбить у него показания о том, что он работает на Кафырова – а как же иначе он смог сбежать из-под стражи муртадов?
За этим мерзким поступком стоял некто Арби из Самашек, бывший председатель шариатского суда Ичкерии, который объявил войну Докку Умарову после провозглашения Имарата Кавказ. Бывший судья, не смирившись с потерей власти, до сих бегает по лесам Юго-западного направления и пытается мутить воду в союзе с Закаевым. Этот лживый человек продолжает корчить из себя ВС ЧРИ, и под этим предлогом старается везде выбить деньги, даже не пытаясь признать того, что он ничего не представляет из себя на самом деле. Именно он был вторым человеком, который получил ранение в бою под Даттыхом вместе с Харуном – и я долго думал, стоит ли писать про него, или нет? Но потом, осознав, что этот человек не просто выступил против амира муджахидов, он выступил против провозглашения Имарата, мечтая отстаивать идеи Ичкерии. Так что мы видим, к чему привели идеи национально-патриотической борьбы, в которой нет цели возвышения слова Аллаха, и насколько поражены гнилью сердца ее идеологов.
Ису связали, и так как тот упорно не хотел признаваться в том, что он шпион Кафырова, то его повели в лес под селом Бамут. Там ему торжественно вручили лопату и приказали копать… могилу самому себе. Арби стоял и смотрел на то, как Иса углубляется все глубже в бамутскую глину и молчал. Когда же могила была почти готова, Иса обратился к Арби и попросил его дать ему совершить омовение перед казнью, на что тот ответил: «Скажешь Аллаху, что Арби тебе запретил». Что может быть удивительнее этой фразы? Но не надо удивляться, ведь тот, кто ее произнес, показал свое истинное лицемерное нутро позднее.
Тогда Иса по прозвищу Интернет оставил лопату, произнес шахаду, и, закрыв глаза, приготовился к выстрелу в затылок. Он еще раз отказался «признавать» свое сотрудничество с кафирами и муртадами, и в ответ прогремел выстрел, а в затылок ударил поток пороховых газов.
Конечно, Арби не убил Ису, так как опасался того, что он скажет об этом не Аллаху, а амиру муджахидов, когда его спросят о том, где же Иса? Но «могила Интернета» до сих пор стоит под Бамутом, хотя он сам нашел свою смерть чуть дальше этого села.
Когда мы сидели с ним в лесу под этим селом, он хотел показать мне это место, которое до сих пор напоминало ему про то, как он едва не стал шахидом от рук тех, кому он доверял.
Я не думаю, что эта могила Исы была кем-то засыпана, так как она находится в лесу Бамута, где бывают только муджахиды, кафиры и сборщики черемши. Сам Бамут до сих пор лежит в руинах, и мало кто горит желанием возвратиться туда обратно. Я хорошо помню остатки былого величия этого села – четырехметровые заборы, трехэтажные дома, которые превратились в развалины. Остались лишь сады, ставшие дикими, виноградники и многое другое, что напоминает о том, что когда-то здесь жили люди, любившие обустраивать свой быт.
Сколько раз Исе предлагали выехать за границу, хотя бы временно, для лечения! Но все было бесполезно; Иса даже слышать не хотел о том, чтобы вылечить свой туберкулез и другие не менее опасные болезни. Каждый раз, когда ему об этом говорил даже сам Докку, видя как тот, после зимнего перехода заходится в приступах кровавого кашля, Иса неизменно отвечал, что он не намерен оставить джихад.
Он наравне со всеми таскал продукты, надрываясь под тяжестью груза и болезней; в операциях он предпочитал брать гранатомет со снарядами, лишь бы его взяли с собой. Этой зимой в бою он получил ранение, когда стал шахидом Биляль (Сальмурзаев Заур). Кафиры, которых было около 50 человек, открыли настолько плотный огонь по нашим братьям, подойдя вплотную, что выжить там могли только те, кого защитил Аллах. В том бою Иса успел выхватить автомат раньше кафиров и открыл по ним огонь до того, как те успели что-то понять. Первой очередью из автомата Ак-74 он снял двух разведчиков, а остальные тут же откатились назад, огрызаясь огнем из всех стволов. Ису ранило, но он так и не оставил позицию; даже тогда, когда пули кафиров стали попадать в снаряды гранатомета и они стали взрываться, он продолжал стоять впереди.
Кроме него были ранены еще двое братьев; Биляль стал шахидом, и нужно было отходить. Иса продолжал стрелять по кафирам, пока они не прекратили шквал, и тем самым муджахиды получили возможность отойти за вершину сопки.
Вряд ли кафиры поняли то, что у них из рук ушел легенда джихада Иса Интернет, за голову которого Кафыров назначил огромную награду. Тем двум слабоумным кафирам, которых прошили пули калибра 5,45 на скорости 960 метров в секунду, тоже не было известно, кто стрелял в них. Но я прошу у Аллаха записать награду за эти попадания нашему брату Исе, так как Посланник Аллаха пообещал нам, что за одно попадание Всевышний возвысит муджахида на одну степень Рая.
Иса прекрасно стрелял из всего стрелкового оружия – да и за столько лет джихада он не мог быть посредственным муджахидом, не знавшим ничего, кроме автомата.
продолжение
Именно он вместе с нашими братьями той зимою смог поразить прицельным огнем муртадов в Бамуте, которые решили поставить там свой рейд. Когда муджахиды открыли по ним огонь из автоматов и пулемета, муртады, визжа, разбегались в разные стороны, с мольбами и криками о том, чтобы муджахиды прекратили огонь.
Результатом той операции стало то, что несколько муртадов из «седьмой роты» Ибрагима «Медведя» отправились давать отчет перед Создателем небес и земли за свое сотрудничество с кафирами против мусульман; а остальные вскоре должны были держать отчет перед Кафыровым, их господином и повелителем….
Так что исходя из того, что совершил наш брат на этом пути, я прошу у Аллаха того, чтобы все это легло на весы его деяний, где ничто не будет забыто, и никто не будет обвешен….
Никогда я не видел на Исе какого-то хорошего оружия, которое часто бывает у тех, кто провел на джихаде не один год. У него не было пистолета – ни российского, ни тем более иностранного; не было хорошей формы или разгрузки; даже рюкзак у него бывал видавший виды. Даже в первостепенном оружии муджахида – автомате он также проявлял настоящий зухд, аскетизм. У него был только АК-74 с деревянным прикладом, а не спецавтомат с подствольным гранатометом ГП-25, как это встречается даже у тех муджахидов, кто только недавно пришел на джихад.
Но его это мало заботило, он махал рукой на все мои замечания о его плохой укомплектованности. «Зачем мне все это?» или шутливое: «Вот видишь, с чем приходится ходить старым муджахидам?» – вот и все, что он отвечал мне в такие моменты.
“Герои истины и лжи”
Саид абу Саад
ИА “ХУНАФА”
الحنفــاء