В недавнем заявлении кубанского губернатора Ткачёва, относительно создания казачьих дружин, и выдавливания с их помощью кавказцев, так и чувствуется желание реабилитироваться перед родственниками утопленных им сограждан. После того, как, по приказу из Москвы, краевая власть, спасая нефтяные закрома, утопила сотни людей, даже не потрудившись предварительно предупредить их об опасности, губернатор Ткачёв вместо того, чтобы ответить на вопросы осчастливленных его заботой и сочувствием сограждан, разразился пафосной речью о необходимости выдавливания кавказцев, как антинародного, антирусского элемента, выдав минорные прогнозы относительно будущего сожительства с кавказцами.
Власть вообще и Ткачёв, как её достойный представитель в частности, очень хорошо понимают, что для того, чтобы заслужить доверие электората вовсе не обязательно оповещать население перед тем, как открыть «шлюзы на Шпрее». Ткачёв понимает, для того, чтобы заслужить доверие васи — пети – юры, достаточно выдать им по пригоршне «опохмелина», снабдить зарплатой и крестами, шароварами, накладными усами, и прочей надлежащей образу бутафорией, показать врага и сказать волшебное слово: «фас». И всё забудется. Забудется орудовавшая годами банда убийц и насильников, которую Ткачёв усердно не замечал, и за что ему не стыдно. Забудутся сотни утопленников, за смерти которых тоже не стыдно. Настолько не стыдно, что Ткачёв без малейшего стеснения обращается к родственникам убитых им людей : «этот народ имеет право на существование, на то, чтобы жить на этой земле и, самое главное, защищать ее».
Как и следовало ожидать, заявление кубанского губернатора на кавказской улице не осталось незамеченным. Оно задело. Особо «горячие головы» предлагали пожаловаться на Ткачёва в Кремль, дескать, там лучше знают, что делать. Надо сказать, что Ткачёва нисколько не смутили возмущённые голоса, доносящиеся с кавказских окраин. Вины своей он не признал, даже дал интервью, в котором заявил: «Наш монастырь — наши правила». Спорить с таким заявлением конечно трудно. Кубань — это «их монастырь», с того самого времени, как вся территория Западного Кавказа была зачищена от народов на нём прежде проживавших.
Более полутора десятка народностей были вырезаны и изгнаны с мест исторического проживания. Масштабы истребления были настолько чудовищны, что в тех местах люди с горечью сетовали: «Сейчас женщина может пройти от Сухум-Кале до Анапы не боясь
встретить ни одного мужчины». Но сейчас это «исконно русские земли», власть же, как краевая, так и федеральная действует на этих землях по принципу: «кто прошлое помянет, тому глаз вон».
В заявлении кубанского гаулейтера, как мне кажется, совершенно точно просматривается не столько антикавказский, сколь антиисламский смысл. Не думаю, что Ткачёва очень уж беспокоит тот сегмент кавказской общины, который успешно ассимилирован и лишён чётко выраженной религиозной самоидентификации. Такие, как правило, молча и без роптаний, идут туда, куда их посылают. Реальной же причиной для беспокойства является возможность проникновения на территорию края исламского знания и убеждения. Не раз уже было озвучено то, что именно приезжие из наиболее исламизированных северокавказских республик Ингушетии, Чечни и Дагестана являются наименее податливыми ассимиляционному катку.
Очевидно, что наиболее тщательно и скрупулёзно будут сканировать именно на предмет причастности к Исламу, нежели к Кавказу. Видимо будут подомные обходы, поиски «басурманской» литературы, избиения и пытки, словом «борьба с терроризмом» во всех её прелестях и красотах. Если учесть то, что в местах проживания неверных, ярлык «террориста » могут навесить даже за намаз, хиджаб или бороду, то можно с уверенностью сказать, что работы для менто-казачьих дружин будет предостаточно.
Гъулям Мухаммад